Rambler's Top100

Хронология

Просто музыкант

Так бывает: обещает утро ясный теплый день... Так бывает: сидишь дома, ни о чем таком не помышляя, и вдруг раздается звонок Главного, — и уже срываешься, едешь, лихорадочно выстраивая на ходу что-то вроде плана интервью; потом два часа сидишь, нагло не сняв косуху, в благовоспитанном БКЗ и наблюдаешь, как восемь мужчин разыгрывают партию типа «oldest but goldest» — и рядом с тобой лысые дяди с мобилами умиленно и радостно прихлопывают в такт, и внезапно ловишь себя на том, что помнишь всё до единого слова, но слушать ни капли не тошно, а на «Кто Виноват», дождавшись-таки любимой песни детства, взвизгиваешь этак застенчиво и начинаешь подпевать... И вот все уже кончилось, и все было классно — звук, свет, мастерство, песни, братство, ностальгия —  и, не дождавшись «биса», ныряешь за кулисы, чтоб все-таки попробовать спросить что-то связное... нет, не у всех восьмерых мужчин, а у автора той самой любимой песни детства (и многих других, столь же трепетно хранимых в душе), которого довелось слышать в самых разных составах, с самых разных носителей, в самых разных доморощенных исполнениях — но как-то не случилось до сей поры с ним пообщаться. Алексей Романов, группа ВОСКРЕСЕНИЕ. Волшебные слова.

Сезам, откройся! Вуаля.

Fuzz: Эта программа — МАШИНА ВРЕМЕНИ и ВОСКРЕСЕНИЕ, «50 лет на двоих» — по чьей инициативе возникла?

Алексей Романов: Это придумал наш директор, Володя Сапунов. Ну, во-первых, совпало 30-летие МАШИНЫ и 20-летие ВОСКРЕСЕНИЯ, во-вторых, у нас директор общий на два коллектива. Он чесал-чесал свою лысую голову — и придумал, на мой взгляд, совершенно гениальную вещь. Нам ведь еще и пообщаться хочется. А мы какие-то новости узнаем только через Маргулиса, который у нас общий. А когда мы ездим вместе — ещё, не дай Бог, какое-нибудь турне случится с выпиванием, —  ну, вот, как в старые добрые времена, настоящее братание.

Fuzz: И программа естественно складывается?

Алексей: Совершенно естественно. Нам не нужны никакие репетиции.

Fuzz: Импровизаций много?

Алексей: Поскольку песни старые, радикальные изменения прямо сейчас невозможны. Тем более, два коллектива, и если мы начнем какую-то форму импровизировать, то «машинистам» будет неудобно. Потому что как мы обычно играем, они прекрасно знают. А если начнётся ерунда какая-нибудь, то все развалится. Единственно, что я на прошлом концерте придумал — на «Синюю Птицу» идеально «Смуглянка-Молдаванка» ложится. Куплет прямо в ноль, по гармонии все сходится.

Fuzz: Что характерно для западных, к примеру, дядек которые много лет на сцене — >они умеют отвязываться. Молодежь рубится, или выигрывает что-то, а старшее поколение просто отвязывается... Я права? Или вы все-таки работаете концерт?

Алексей: Это очень контролируемая глупость. Работать тоже нужно обязательно, иначе невозможно рубиться. Рубка отнимает очень много сил, если у тебя нет дисциплины.

Fuzz: По если вы столько лет играете, у вас вообще все на автопилоте должно быть!

Алексей: Не может быть на автопилоте, обязателен самоконтроль. На автопилоте можно заснуть и сбиться с курса.

Fuzz: И перед концертом нервяк?

Алексей: Обязательно. Я сегодня был как удав спокоен перед концертом, и полконцерта себя ненавидел: ну когда я выдернусь, наконец? Как бухгалтер сидел. Потом как-то завел себя, коллеги помогли...

... Я недавно прослушал «Greatest Hits’» EAGLES и понял, что это и был идеал группы ВОСКРЕСЕНИЕ, и он себя исчерпал, и очень хорошо. Можно долго спорить, что именно я имею в виду, проводя эту аналогию, но, в общем, это в основном декоративное искусство. Оно не свободно от идеологии, но идеология в нем вторична.

А что касается декоративных моментов, то во вкусовом отношении не все совершенно для меня. Чисто исполнительски и концептуально я не совсем тогда был согласен, а сейчас — тем более. Хотя... все это очень мило, искренне, очень хорошие люди все это делали, с хорошим настроением, с легким сердцем, не из корысти, не из тщеславия. Поэтому получилось симпатично.

Алексей Романов, 1990

Fuzz: В начале 80-х в мозгах слушателей возникала некая оппозиция: МАШИНА — более официальная группа, ВОСКРЕСЕНИЕ — более культовая, подпольная, даже запретная. Почему так?

Алексей: А мы позже начали, — МАШИНА уже прошла эту фазу в предыдущее десятилетие.

Fuzz: Была вокруг вас все-таки некая аура запретности...

Алексей: Аура запретности вообще над рок-н-роллом витала у нас в стране, а к 80-му году открыли «Radio Moscow World Service», куда редактора брали бесконтрольно фонограммы на эфир, — у каждого своя фонотека была, и никто не следил за этим. И, естественно, сразу после этого была реакция: очень много народу высунулось, никого обратно уже не запихнешь, и репрессивные меры назревали.

Fuzz: Отчего, собственно, и ты пострадал.

Алексей: Ну да. Партия сказала, — милиция выполнила.

Fuzz: А между самими-то группами этой оппозиции не было? Или просто духа соперничества?

Алексей: Оппозиции не было. А дух соперничества — совершенно нормальная вещь. Вообще принято говорить, что нет соперничества, чтобы не распространяться на эту тему, не заострять... А оно есть, должно быть у всех — у артистов, художников, актеров...

Fuzz: Если взять такое условное противопоставление, как «черный блюз/белый блюз» — ни один ведь не хуже другого — то МАШИНА — это белый блюз, а вы — черный.

Алексей: Да нет, мы тоже белый. У нас единственный негр на два коллектива — это Маргулис.

Fuzz: Просто такое ощущение, что вы более корневые — и по звуку, и по подходу. Менее рафинированные.

Алексей: Это, наверно, нутро какое-то. Мы об этом не говорили никогда.

Fuzz: Тексты, музыка — кажется, что это не сочиняется, а рождается...

Алексей: Сочинить блюз и просто, и сложно, потому что музыку сочинять не надо. Пой, как хочешь, лишь бы слова тебя интересовали. Можно, наверно, набить руку, стать блюзовым поэтом, потому что... ну, это определенная лексика, в первую очередь. А сюжеты, темы — как жизнь подскажет: Интереснее придумывать какую-то песню — не блюз, а песню. Но это более дизайнерская работа. Изобрести-то ничего невозможно, все придумано, это компиляция в любом случае, но все зависит от того, что ты передаешь — желание заработать или какое-то настроение, радость, печаль...

... Скажем, три первых пришедших в голову абсолютно разных имени: NAZARETH, Кейт Ричардс и Леша Романов. Мне они штоминают крестьян. Они «делают свое дело», пашут землю и воспринимают все остальное как данность. Их рассуждения о жизни просты и мудры, — они не забивают себе головы телегами о том, правомерно ли выдавать рок за искусство и насколько морально делать его своей профессией. Они, в конце концов, отдали этому всю жизнь, — и судить их будут не здесь. И уж в любом случае — не мы.

Душой они чисты. Другое дело, что жизнь их порой заталкивает в такую жопу, что... И они бессильны перед этим, порой они даже не понимают, что с ними произошло. А если б они понимали (или, тем более, могли бы предусмотреть), — это были бы уже другие люди. С РОЛЛИНГАМИ жизнь обошлась по-божески. С NAZARETH, я думаю, тоже. С Романовым — сложно сказать...

Да вы загляните им всем в глаза — вот уж, действительно, зеркало. Они выжили, они мудры и светлы. Они пережили свою собственную смерть на много лет.

Лев Гончаров, 1990

Fuzz: Насколько твои песни соответствуют реальным событиям? Это размышления вообще или отражение конкретных житейских моментов?

Алексей: Я должен впасть в легкое безумие... и очевидно, что это какие-то житейские моменты. Потому что так сильно сосредоточиться, чтоб взять и сочинить песню по своему желанию, я не могу. А если случился какой-то такой казус, я взволнован, и у меня выскакивает строчка, либо музыкальная, либо стихотворная, я начинаю накручивать, накручивать... Это ненормальное состояние, его долго трудно выдерживать.

Fuzz: Считается, что когда у человека все хорошо, он песен не пишет...

Алексей: Совершенно верно, он лежит под пальмой без трусов и ест кокосовые бананы. Вот друзья начали у меня помирать, — я начал писать стихи. И думаю: «Хорошенькое дело!..

Fuzz: Ты не ощущаешь себя классиком? На твоих песнях выросло поколение, разбуди ночью человека старше 30-ти, и он тебе споет «Кто Виноват», — может, фальшиво, но наизусть.

Алексей: Меня это не волнует. Я об этом думаю, и мне надоедает об этом думать, и я совершенно равнодушен.

Fuzz: A о своем влиянии на умы никогда не задумывался? Люди эти песни глубоко переживают, плачут под них, влюбляются под них... И это все —  ты.

Алексей: Это не я, это при помощи меня. Я — инструмент, я не демиург никакой, я просто музыкант. У меня очень хороший слух и хорошая память. И от этого мне удается что-то сочинять.

Fuzz: Ты ведь очень серьезно повлиял на отечественную ром-культуру.

Алексей: Ну а чем на нее можно повлиять? Только личным примером. А мой личный пример заключается в том, что я пою и играю. Уже много лет.

...Жить надо хорошо, в этом я уверен. Но — не любой ценой. Я все время об этом думаю, потому что за несколько лет сложилась такая неуверенность в завтрашнем дне буквально всего. А то, что меня непосредственно окружает, — это семейное благополучие и работа, остальное всё мало интересно. Остальное я уже видел. Но кому нужна моя работа? Я уже не очень уверен... Но сейчас мне все больше кажется, что можно не отвечать на эти вопросы. Они пускай делают свое дело, а я буду делать свое. Причем они могут стоять у меня над душой и твердить: работай, работай, работай, арбайтен! Я не стану слушать, понимаешь? Я могу сказать им то же самое.

Алексей Романов. 1990

Fuzz: Песни часто рождаются?

Алексей: Хотелось бы почаще. Причем интересно: они идут пучками, по две-три. Но — очень редко. Я могу несколько лет провозиться над таким пучком, а останется одна какая-нибудь. И на это уйдет год, два, три, четыре... Не знаю, — куда они пролетели, чем я занимался? Я хожу, беременный, как слон. Ну вот, наконец, созрело произведение, я могу его исполнять.

Fuzz: Тебя не упрекают, что песни ты всё старые поешь, а новых мало?

Алексей: Упрекают, ну и что? У меня еще масса недостатков, о которых они понятия не имеют, и которые меня больше беспокоят!

... Мне кажется, есть свидетельства тому, что все это потихонечку теряет актуальность, вся эта культура малых форм, рок-н-ролльных песенок, замешанных на блюзе, на городском фольклоре, на политике, сексе, насилии, наркотиках, религии, психологии, литературе XIX века, Второй мировой войне... Постепенно это отливается в твердые формы, и если через некоторое время окажется, что все это напоминает наших бронзовых уродцев, нашу монументальную пропаганду, то она благополучно подохнет и останется где-то там, у коллекционеров. А потом пройдет 50 лет, 80, 100. Кто-то начнет копать, что-то извлекать, и окажется, что были такие пара-тройка имен, ну, золотую десятку наберут. А все остальное словно бы и не существовало...

Алексей Романов, 1990

Fuzz: Какие перспективы у собственно ВОСКРЕСЕНИЯ?

Алексей: Мы когда-нибудь запишем пластинку. На сколько-то процентов она готова в студии, на сколько-то — в голове. Полностью новый материал —  ну, одна будет старая песня, «Спешит Моя Радость», просто мне нравится, как мы ее играем. Мы можем приглашать еще каких-то гостей, у нас полно всяких дружков, достойных команд —  вот, с ЧАЙФОМ можно было бы поиграть.

Fuzz: А поднять старые вещи, переписать их как-то по-новому?

Алексей: 4 песни мы записали старых. Нам просто заказали пластинку из старых вещей. Мы ее запишем, думаю, довольно быстро. А с новыми — как пойдет. Слава Богу, мы не подписывали контракта никакого. Я очень люблю справляться с работой, а такие вещи планировать... Это же волшебство.

Fuzz: А вообще ты к студийной работе как относишься?

Алексей: Я очень не люблю в наушниках играть, в них ни фига не слышно — то ли слишком громко, то ли слишком тихо, и звук противный. А так — не ломает. Вживую же писаться — не всегда позволяет технология. Мы не можем дорогие студии заказывать. Мы ж на свои деньги все делаем.

... Как бы там ни было, по выходил я из зала с ощущением света в душе, измученной за последний год всяческой чернухой, а в голове крутилось до смешного наивное:

...солнцем освещенная дорога, а в конце дороги — яркий свет...

Артем Липатов. 1990

Екатерина БОРИСОВА (Журнал Fuzz, № 2001)

Использованы фрагменты статьи Л. Гончарова «1—2 яйца» и интервью А. Липатова с А. Романовым (оба материала — «Контр’Культ’Ура» № 2)