...Alp 7-09-2007 в 16:25 Сообщение #1463



А чё тут писать-то? Надо ветку новую открыть, типа буриме, но в прозе.
И выдумывать нечего, помнишь чувака, которого Шварц за ногу "отпустил"?
...Звали его Луис-Альберто.. И вот летит он и вспоминает:
- Родился я в городке Уаскаран, на левом притоке Амазонки, речке Мараньон.
Отец мой был рыбак, а мать собирала целебные растения, содержащие вещество, изменяющее контуры лица. Это вещество давно используется в медицине как лекарственное средство и как пищевая добавка, улучшающая память и умственную деятельность; при наружном применении оно входит в препараты для борьбы с возрастными изменениями контуров лица. Ингредиент воздействует на все слои кожи (эпидермис, дерму). При этом эффекты от применения ДМАЕ разнообразны: препарат стабилизует клеточные мембраны, обладает противовоспалительным действием (предотвращает перекисное окисление липидов и выделение медиаторов воспаления); угнетая образование поперечных сшивок в белках, поддерживает нормальную структуру коллагена и эластина.

Помимо этого ДМАЕ усиливает действие других антиоксидантов и способствует выведению остаточного продукта метаболизма жирных кислот в стареющих клетках - липофусцина. Поступление ДМАЕ извне повышает содержание ацетилхолина в различных слоях кожи. Дефицит ацетилхолина – основная причина снижения с возрастом тонуса мышц. Это одна из причин изменения контуров лица.


Объектифф 7-09-2007 в 22:02 Сообщение #1464


В то время Мазай крушил амазонские джунгли в поисках разбежавшихся зайцев.
-На кой я сюда заплыл?
Вопил он в непроглядную зелень, и добавлял от души местной погоде и сраму не имущим тутошним.
Тутошние, изрядно крытые матом, ёжились поодаль, ощупывая изменённые увесистыми кулаками контуры лиц.

Мать Луиса - Альберто, тоже ежилась поодаль. Вопль Мазая, чье странное эмигрантское имя тутошние произносили как Мазай - бло, застал ее в процессе сбора целебного растения, которое, она знала, меняли контуры лица, но не знала как. Она воздела свои грустные амазонские глаза к небу и зашептала с придыханием: Не губи нас, белоперый Кетцалькоатль, чую я , беда с моим сыном. Помоги ему, а я соберу тебе столь снадобья, что ты вспомнишь все, чего с тобой не было ибо память твоя улучшится во сто крат, что сможешь ты вычислять в уме десятичные интегралы, ибо стимулируется твоя умственная деятельность, про поперечные швы в белках я ваще уже не говорю, их просто не будет.
И еще, дорогой, забери к себе этого неуемного Мазай-бла, ну какие зайцы в Амазонке?

Самое смешное в положении Мазая заключалось в том,что он находился практически в самом центре стада зайцев, но не мог их опознать, поскольку вышеуказзанные грызуны нажрались вцелебной травы, и контуры их морд изменились до неузнаваемости. Мазай медленно впадал в депресняк. Миссия казалась невыполнимой.

А полковник Исаев, в далеком сибирском городе Москве, ждал сообщений от 2 глубокозанкспирированных агентов. След одного затерялся где-то в Сиетле, он давно не выходил на связь выполняя опасное задание по погружению живых тел в кипящий металл. Второй беспокоил полковника своей расшатвшейся в последнее время психикой.

* * *
Шорох в кустах архидей заставил Мазая вздрогнуть.
Уставив невидящий вазгляд на зелёный ад и весь обратившись в слух спасатель вопросил:
- Заяц!?
- Zdsai chi hua. - молилась вполголоса богам Амазонки мать Луиса-Альберто. Единственным её желанием было остаиться незамеченной.
- Зайчиха!? - воспрял Мазай, - Я спасу тебя и выпоню миссию!

Прям братья Стругадские!

Мать Л-А звали Просто Марией, по русски Машей.
Увидев, что Мазай воспрял, она поняла, что он стал ручным, мягко приласкала и позволила мускулистой силе донести себя до хижины- лабораторлии отчебученных снадобий.
Мазай уселся наотмашь на циновку, ругнулся от стука- не перина чай.
-Ну чо, мать перемать Мария, наливай, будем из тебя красавицу делать!
-Ач пщи хуа чо хош.-Маша улыбалась отбелёнными тропическими фруктами зубами, как макака на банан.
Привыкший к стаканАм Мазай подивился необычной посудине с налитым чем то ядовито зелёным.
-Вы чо из лягушек гоните?-попытался он пошутить, и залпом выпил.

Поплыло.
Вот он ловит зайцев и спонсоров.
Вот в телевизере чешет про кругосветку в честь увековечивания(наяву три раза заикался, а во сне как мёд льётся) подвига Деда Мазая.
Вот зайцы- Шут, Гнобарь и Почемучка, сроднился за путь, как с братьями.
Вдруг зайчиха с ушами и прелестями навалилась.
Заштормило и зашторило...

* * *

Полковник Исаев хмуро вертел в руках отчёт своего агента...
День незадался. Отчёт содержал в себе как полное подтверждение преданности и высокого профессианализма агента, так и означал полное фиаско операции.
- Однако, талантлив был, черт. - подумал Исаев, глядя на бандероль, содержащую 332 грамма серого порошка с редкими вкраплениями мелких шариков металла.
Зацепив ногтем мизинца порошок, половник попробовал его на вкус.
- М-да... Всё правильно. Пепел. Это пепел.

И тут его осенило:
- Ведь Луис-Альберто никак не мог прислать свой пепел! Кто же это мог сделать? Или операция не провалена и ушлому агенту опять удалось спастись???????????????
Надо срочно передислоцировать Мазая, хватит уже мотаться по все Амазонке, нехай узнает, где прячется Луис!
И полковник отправился в отдел креатуры готовить новую легенду!
Навстречу ему шел Мюллер, криво усмехаясь и глядя себе под ноги.

Штирлиц не знал, что Мюллер корчил рожи своему отражению на отполированных сапогах.
Отражение криво корчилось в ответ, это веселило, Мюллер усмехался.
Исаев не знал, что агент законспирированный зайцем под ником Гнобарь уже обнаружил Л-А и сделал ему примочку в означенное инструкцией место. Не было связи.
Мазай на связь не выходил.
-Наверное он связан. Решил Штирлиц.
И задумавшись наступил на отражение Мюллера в сапоге.
-Поаккуратней полковник, Вы же не в России,-парировало отражение и скрылось за дверь кабинета.

Тем временем, в кабинете, последние движения шваброй выполняла штатная уборщица управления. Её все и даже будущий Фелдьдмаршал Кейтель, знали под именем Гертруда Фон Катце, на самом деле являющейся (Ой... я давал подписку о неразглашении). Когда она отмывала плинтус под личным сейфом Мюллера, то увидела, что в расщелине между стеной (кстати, обклееной аляпистыми обоями гастрбайтаерами из одной среднеазиатских стран - Е.Р.) бумажный пакет наполненый трёхстами купюрами по 300 условных единиц одного из островов-государств находящихся где - то между Океанией и эстонским городом ЙЫГЕВА)

Самое обидное для Мюллера, потиравшего отдавленную ногу было сознание того, что Штирлиц получает зарплату как минимум в трех местах.

Колюнчий шёл по дороге домой. Он нёс авоську с картошкой. Колюнчий был маленького роста, чернявый, нос- пуговкой и быстрые чёрные глазки, близко посаженные. При повороте налево из подъезда выскочила собака и набросилась на Колюнчу. Колюнча помахал авоськой и собака вцепилась в неё зубами. Колюнча изловчился и укусил собаку в основание хвоста сверху. Укусил больно. Собака испугалась этих, никогда ранее ею не испытанных ощущений, и растерялась. Она хотела выплюнуть изо рта авоську, но запуталась в ней и потеряла ориентировку в пространстве. А Колюнча не отпускал собакинового хвоста, а , напротив, всё сильнее стискивал челюсти. Раздался хруст. Боль была уже невыносимой, собака заметалась, как безумная. Она ничего не видела, не слышала запахов, кроме противного на её вкус запаха картошки и земли, и пребывала в непонятках. Да ещё эта ужасная боль! Она пыталась убежать, но Колюнча, хоть и мелкий, но тяжёлый, и боль ещё более усиливалась от попыток побега. Страх, боль и непонятки достигли такого предела, что собака потеряла сознание. Лишилась чувств, так сказать. Колюнча отгрыз хвост у обморочной собаки, встал, отряхнулся, засунул собачий хвост в авоську и побежал домой, весело махая хвостом и навостря уши.
***
Через двадцать три минуты после ухода Колюнчи с места сражения, упавшая в обморок собака пришла в себя. Она встала, отряхнулась и почувствовала жуткую боль в копчике. Загнув морду, она с ужасом и удивлением смотрела на жалкий обрывок там, где когда-то болтался роскошный, пушистый хвост. Хвост был гордостью собаки, она постоянно им всегда щеголяла, он был единственный и неповторимый. С тоской оглядевшись по сторонам, собака поплелась домой, с грустью вспоминая о тех временах, когда она несколькими изящными движениями хвоста вызывала умиление у своего хозяина Мюллера, и тем самым зарабатывала себе сахарную косточку с его рабочего стола. Собака боялась, что Мюллер, увидев её в таком плачевном состоянии, охладеет к ней и отправит её в концлагерь или, ещё хуже, отдаст своим костоломам в гестапо.
***
У Отто фон Штирлица жутко болели зубы. Уже вторые сутки он практически не спал и почти ничего не ел. Боли были страшными и изнуряющими. Штирлиц терпел из последних сил, осунулся и похудел, но ни единым словом, ни жестом не давал понятия окружающим о постигшей его беде. Штирлиц был на грани провала. Ещё в годы своей безмятежной юности во время пизыва в Красную Армию, и проходя, как все при этом медкомиссию, Штирлицу залечили зубы и поставили пломбы в военкоматовской санчасти. И теперь, обратись он за помощью в санчасть 4-го отдела РСХА, эти самые пломбы с оттиском серпа и молота и красной звезды, с головой его выдавали. Положение было критическим. С одной стороны терпеть далее не было больше сил, с другой – не сдаваться же из-за этого в гестапо. Там ещё больнее будет.
И угораздило же его на банкете у Шелленберга открывать бутылку баварского пива зубами. Тогда это вызвало всеобщее восхищение сослуживцев, Штирлиц был на высоте, в ценре внимания, а теперь наступила расплата. И ещё эта история с пробкой. Хитрюга Мюллер попросил в присутствии всех пробку от пива у Штирлица на память. Штирлицу ничего не оставалось делать, как подарить пробочку. Вечером, запершись у себя в кабинете, Мюллер долго прищурившись рассматривал подарок через лупу. И обнаружил и серп и молот и красную звезду. Служанку Шелленберга тут же арестовали и третьи сутки пытали в подвале управления. Мюллер держал всё происходящее в глубокой тайне, считая, что в бутылке с пивом был яд, и тихонечко наблюдал за Щтирлицем, выпившем всё пиво. Происходило нечто, по мнению Мюллера, неронятное. Штирлиц был явно болен (Мюллер со свойственной ему проницательностью это заметил), и не говорил об этом никому, и в санчасть не обращался. «Почему же, чёрт возьми, он не обращается в санчасть? Может быть Шелленберг затеял тонкую и коварную интригу против него, Мюллера, и вся эта история с пробкой была инсцинировкой? Если это так, то как поступить ему, Мюллеру, чтобы разгадать вовремя суть игры и принять меры, чтобы не попасть впросак, а ещё лучше ущучить 4-й отдел? ». Раздался тихий собачий скулёж и в дверь зацарапали. Вернулась собака Мюллера. Мюллер встал из-за стола, отряхнулся и массируя левой рукой затылок открыл дверь. На пороге стояла его, бесхвостая уже, собака. У Мюллера закололо в животе. Мысли веером пронеслись в лысоватой уже голове. «Шелленберг. Его почерк. Они избавились от хвоста. Они оторвали собаке хвост. Намёк на мою агентуру. Так. Интрига. Игра. Шелленберг. Точно.». Пропустив собаку в кабинет, Мюллер запер дверь и вызвал Айсмана. Айсман появился тотчас. Застыл в шаге от дверей преданно глядя одним глазом на шефа. Второй глаз, под повязкой, был прикрыт. Айсман, как предусмотрительный разведчик, берёг его на случай непредвиденных обстоятельств. Никто в Рейхе, даже всезнающий Мюллер, не знал о существовании второго, зрячего глаза у Айсмана.
- Слушайте, Айсман – произнёс Мюллер задумчиво,- видите эту бесхвостую суку? Заберите её и выясните кто, где, когда и с какой целью.
- Есть!- ответил Айсман, и соорудив из протупеи ошейник, утащил перетрусившую, упирающуюся суку с собой. Худшие собакины предположения сбылись.
***

Старина Бильбо сидел на английском берегу Ла-Манша и смотрел на восток. Пролив был спокоен, тишь да гладь. Бильбо предавался воспоминаниям о своей бурной жизни. Много волшебства и чудес выпало на его век. Бильбо, вспоминая прошлое, пришёл к мысли, что вряд-ли что-то могло бы его теперь удивить. Из воды фыркая выбрался Колюнчий с авоськой. Кивнул головой старику и побежал в Лондон. В Лондоне Черчилль собирался жарить картошку, и поэтому Колюнчию следовало поторопиться. Ровно в 14.00 по гринвичу Колюнчий с авоськой был в резиденции Черчиля.
- А, Колюнча, наконец-то,- приветствовал Черчилль Колюнчу. Взял авоську и пошёл на кухню. Картошка была чистой и блестящей. Всю грязь смыли воды Ла-Манша. Поэтому её не нужно было мыть. Собакин хвост приглянулся Черчиллю, знатоку мехов. Пожарив картошку с салом и луком и отобедав, Черчилль принялся пришивать хвост к вороту своего сюртука. Он хотел щегольнуть перед Сталиным и Рузвельтом на ялтинской встрече. «Нет, в Ялте жарко»,- подумал Черчилль,- одену этот сюртук в Тегеране в 43 году».
Занятый работой, Черчилль не заметил доктора Ватсона, спрятавшегося за портьерой с фотоаппаратом «Смена 8-м». Ватсон, кашлянув чтобы не было слышно щелчка, сфотографировал Черчиля с собакиным хвостом в руках.

***
В четыре часа утра, в тиши кабинета сидел Шелленберг и внимательно рассматривал только что полученные по фототелеграфу фотографии. Он сразу узнал чей хвост держит в руках Черчилль. « Эта скотина Мюллер опять хочет опередить меня»,- подумал Шелленберг,- « С англичанами сепаратный договор заключил. Однако, в чём же собачка-то провинилась? Может, залаяла на конспиративной квартире? Или ещё что. Надо поручить это дело Штирлицу. Он хитрый, разберётся, что к чему».