Хронология
Алексей Романов: «Меня вдохновляет вулканический остров»
— Название вашей группы — хороший пример дружеского отношения московских и питерских музыкантов. Оказывается, можно не только плеваться друг в друга.
— Название придумал питерский музыкант Юрий Ильченко. Сейчас он живет в Кливленде — уехал в Америку из-за излишнего авантюризма. Как-то он на Неве строил себе железный корабль, пытался сделать из него океанскую яхту. Потом бросил. Придумал для группы имя и ушел. Хорошо, что Маргулис, человек хозяйственный, подобрал название.
— Много ли музыкантов прошло через группу со времени ее основания?
— Не очень-то. На гитаре играли Алексей Макаревич, Константин Никольский, на барабанах — Сергей Кавагое, Михаил Шевяков, на саксофоне — Павел Смеян.
— Кого вы пригласили на юбилей коллектива?
— На День рождения гостей не зовут. Все сами сползаются. Господи, конечно, будут те же в манеже. Надоели. (Смеется.) «Машинисты» придут. Гарик Сукачев собирался. Не знаю, кто еще будет.
— В последнее время вы не работаете с Маргулисом, хотя и включили его работы в трилогию «Научи меня жить». Что случилось?
— Он давно собирался нас покинуть. В лучшем смысле этого слова. В двух коллективах одновременно продуктивно работать нереально. Тем более что «Машина Времени» гастролирует не меньше нас. Как бы сильно не любил играть Маргулис, моральная и физическая нагрузка невероятная. Опять же, очень утомляет езда. Играть-то просто, когда умеешь.
— При подобной простоте и умении можно было бы выпускать студийные альбомы чаще. Однако...
— Такие вещи невозможно прогнозировать, как и землетрясение — это стихия. Творчество — почти национальная катастрофа. И когда тряхнет — через год, через месяц или через тридцать лет — сказать невозможно. А легких толчков недостаточно для выпуска альбома.
— Равно как и для создания новой программы, написания новых песен?
— Как учил великий Чиграков: «Новые песни пишет тот, кто писал плохие». Мы с Димой Ревякиным пару дней назад по телефону беседовали об этом. Он говорит: «Ты как, сочиняешь? Я тоже не сочиняю, потому что соотносишь с тем, что уже сделано, и понимаешь, что повторяться нельзя, и какие-то прежние удачи тебя закапывают». Вот так. Димка научился умные слова произносить. Раньше пишешь — ничего не боишься, потому что никто не знает, умеешь это делать или нет. Не видишь препятствий. Пишешь всякую фигню. А оказывается — это классика. Через сорок лет. А что, я скромный парень-то.
— Не иначе, как от нее родимой, от скромности, вы в последнее время подсели на создание клипов?
— Нас заставили. Наконец-то нас можно заставить что-то сделать! Раньше это мало кому удавалось. А сейчас, видимо, теряем силы. С нами легко справиться. Пучина шоу-бизнеса засасывает. Мы подружились с замечательной киношной компанией. Олег Компасов, русско-американский режиссер, снял симпатичную картину, динамичный сериал по мотивам пьесы Бернарда Шоу «Миллионерша». Действие происходит в современной России. Создатели взяли у нас три песенки и на одну из них сделали клип в декорациях фильма. На другую снимают. В картине будет звучать и еще одна песня. Она будет жить сама по себе, вне клипового контекста. А сериал небольшой: 4 серии. Все по-божески. И песни там не пропадают в пучине музыкальных включений.
— Сегодня в сериалах нередко звучит музыка молодых групп. Да и количественно их на сцене больше, чем во времена юности «Воскресенья». Вам какие-то команды симпатичны?
— Они всяк не симпатичнее, чем мы, старые перцы. (Смеется.) Сколько я уже не молодежь? Не первый десяток лет. С какого-то момента к тебе безошибочно обращаются на «вы», и тогда понимаешь, что ты уже не молодежь, что не можешь уже ассоциировать себя с ними, с юными. Тогда и начинаешь приглядываться к тем, кто за тобой. Где-то с 1990 года я вдруг увидел, что появились немножко другие манеры, стали по-другому одеваться. А играют? Кто-то лучше, кто-то хуже. Я не особо слежу. Мне это не очень интересно. Понимаете, какая штука: я уже насмотрелся, наслушался телевидения. Теперь включаю только какие-нибудь новости, не противные, не длинные. И что-нибудь по истории или географии. A MTV пролистываю, ну, так — похихикать. Мы вчера с супругой, пока шла в фильме реклама, листали программы, наткнулись на группу в народном стиле. Певица олицетворяет собой что-то довоенное, 30-х годов. В клипе участвует мэн в военной форме, соответственно тоже 30-х. И барышня голосом Ольги Воронец поет нелепейший романс, в государственном стиле. Мы с супругой хихикаем: эта вот государственность, в странном каком-то понимании, стала модной. Надо было сначала все развалить, чтобы потом махать флажками... Дальше мы переключаемся на MTV. А там такой обтянутый хлыщ! О, предыдущий клип гораздо лучше смотрится на этом фоне для любого нормального человека: совок он или нет, спортсмен, бандит, домохозяйка или кто еще. Так что я все это не смотрю, чтобы не расстраиваться. И ни про кого ничего плохого сказать не могу. Вот такой я счастливый человек.
— Это кажется своего рода кокетством.
— На самом деле ничего не знаю. Чем дальше, тем меньше можно что-нибудь выведать из того, что показывает MTV. И дело даже не в той политике, которую наше национальное MTV проводит. По всему белу свету музыка становится продюсерским занятием. Новые группы настолько становятся матерыми: года два — глядишь, «легенда» уже. Две песни написали — звезды. Видимо, это нормально. Тенденция. Музыкальная история попсеет. Коммерциализация, индустриализация, канализация, инвентаризация...
— Может, вам надо, как ныне делается, записать с кем-то из новопевов песенку. С «Виа Гра», к примеру. Популярность подскочит — мама не горюй!
— Не выдержу. Позор-то какой на седую голову! И супруга домой не пустит. А новую личную жизнь выстраивать уже не могу.
— Оставаться столько лет в раз и навсегда заданных рамках — это ваше природное упрямство?
— Востребованность на улице не валяется. Ее создают, пиарят. Нишу надо выкопать, забетонировать, потом закрыть гранитной плитой, занять и охранять. Притворяться модными штучками — бессмысленно. Надо делать проект с самого начала. Начинать со стратегической проработки и, самое главное, финансирования. Это нормальный бизнес. Ничего интересного для меня. Абсолютно.
— То, что происходит у вас, хоть в какой-то степени можно назвать бизнесом?
— То, чем мы занимаемся, — кустарщина. Но за давностью лет мы являемся профессиональными артистами. Тем не менее повторяю: все это кустарщина. Мы вроде цыган: мы бродим, выступаем там, куда позовут. У нас нет никаких гастрольных планов, слава богу, мы никому ничего не должны. Вот выпустили трилогию. Она довольно долго печаталась. А о планах говорить не хочу. Мне очень нравится поговорка «Если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах». Бывают предложения сняться в кино, но дальше прочтения сценариев дело не идет. Участвовать в очередной кровавой бойне совсем не хочется.
— Понятно, зрители вас на киноэкране не увидят. А каким вы представляете своего слушателя?
— Андрей Сапунов больше меня смотрит в зал. Он говорит, что видит там много как молодежи, так и людей нашего поколения.
— Сейчас нередко малоизвестные но интересные русские музыканты говорят: «Мы не востребованы на родине, а за границей нас с удовольствием слушают». Ваше «заграничье» этому созвучно?
— Мы неоднократно работали за рубежом. Там на концерты приходят абсолютно такие же люди, как здесь, потому что мы-то играем для русских, которые живут в Англии, Израиле, Америке. Кем бы они себя сегодня ни считали, они — русские. И ходят на русских исполнителей. Бывают какие-то залетные местные меломаны. И, как правило, мы получаем приятные отзывы. А неприятные даже не помним. И не слушаем.
— Вы 25 лет поете долгую песнь красивого, одинокого, умного, грустного мужчины. Присущая вам грустинка — жизненный опыт, разочарования или ваш характер?
— Некая грусть вообще лейтмотивом проходит в искусстве. Что-то не припомню примеров развеселого искуй-йсства, бездарной клоунады, вроде Сердючки. Я очень хорошо отношусь ко всем артистам, к композиторам и поэтам, но это откровенное... как бы по приличнее сказать?.. Дурят народу голову! Помните, у Марка Твена была замечательная история про жирафа: два прохиндея изображают что-то такое, а потом спешат скорее смыться из города, пока их не убили. Считается, что это очень весело. Как только появляется какое-то содержание в песне, в картине, в кино, тут же возникает и лирика, и меланхолия. В общем, грустинка, как вы сказали. Возьмем, к примеру, хороших артистов. Пол Маккартни. Абсолютный лирик. Фил Коллинз — клоун что ли? Нет, конечно. Кто еще поет хорошо? Роберт Плант. У него все хиты бронебойные, мрачная, страшная, угарная, черная блюзовая музыка. Вот уж веселуха! А кто у нас веселенький? Филипп Бедросович? При всей к нему личной неприязни, еще тот весельчак.
— Откуда это у вас личная неприязнь и чем мотивирована?
— Как сказать?.. Голос противный. Встречаться мы не встречались. Разные категории: звездные и возрастные.
— Кого в детстве заслушивались?
— Тогда звучало мало музыки, был страшный дефицит. Оттого происходил очень точный отбор. Не было такого вала течений и направлений, который нужно было усердно раскапывать, чтоб добраться до чего-то ценного. Даже пластиночных тиражей таких не существовало. Если группа печатает несколько миллионов пластинок — это The Beatles, Led Zeppelin. Даже не Deep Purple.
— Да, конечно, следовало закончить архитектурный институт, и, наслушавшись этих ребят, уйти в музыканты...
— Иначе бы я стал работорговцем. Им гораздо больше платят.
-Тогда оставайтесь музыкантом. Все лучше, чем людей продавать. Как понимаю, гастроли много времени не занимают. У вас есть еще какое-то занятие?
— То есть, вы хорошо поете, играете, а работаете вы где? Да?
— Отнюдь. Когда образуется вакуум, его заполняют.
— У меня есть дом. Мы с супругой — бездетная пара. Есть у нас престарелые родители. Эта маленькая-маленькая семья требует огромного внимания. В промежутке между гастролями я физически восстанавливаюсь. Дело даже не в том, что сил не хватает, а в том, что пришло осознание: чтобы работать хорошо и полноценно выкладываться, нужно восстанавливаться. Позвоночник должен выпрямиться. Для этого человек спит лежа. И меньше, чем на семь часов ложиться бесполезно. Иначе можно взбодриться, но позвоночник о себе будет напоминать. То же происходит с мозгами: надо им дать расслабиться. И самый замечательный для меня отдых — лежать и лежать.
— Сколько лет вы женаты?
— Последние 18 лет живу с одной и той же женой. Прежде же вел себя черт те как.
— Наслышана.
— Догадываюсь. Мог ездить по гастролям, по гостям, по тусовкам. Хипповать без передыха. И несколько раз был на грани перехода в иной мир. Наконец научился гармонировать с окружающей действительностью и с собой.
— Вы много времени проводите с женой?
— Раньше Лариса Николаевна ездила на гастроли. Она танцовщица. Когда мы стали жить вместе, очень боялись, что начнутся какие-то сложности, ссоры, и мы расстанемся. А на самом деле за 18 лет даже не поругались ни разу.
— Потрясающе! Можно только позавидовать.
— Сам себе завидую.
— Она вмешивается во внутренние процессы группы?
— Лариса Николаевна хорошо понимает профессию. Если ее о чем-то спросить, она знает, что сказать, но сама не вмешивается никогда. Деликатность: то ли природная, то ли воспитанная. Редкое качество.
— У вас есть любимая жена, есть стабильная программа, в которой редко появляются новые песни. Чего бы еще хотели? Вспомните: Новый год, бьют куранты и вы желаете себе...
— Я же взрослый. Правда, иногда позволяю себе помечтать о жлобских глупостях. Начинаю придумывать какой-нибудь особняк. Я же архитектор по первому образованию. Это такая забава! Вроде пасьянса. От нечего делать. Прекрасно знаю свои финансовые и душевные возможности, но также знаю, что при наличии средств свои особняки потянул бы. Но жить в них мне было бы неинтересно.
— Со временем вид ваших особняков меняется?
— Они выполнены в разных стилях. Их вид зависит от ландшафта, который меня вдохновляет. Сегодня это — вулканический остров в Атлантическом океане.
Беседовала Олеся Степанова
Rockmusuc.ru # 1(18) 2005