То, что Быков высказал насчёт попа Гапона напоминает мне в лёгкой форме посыл Кураева к патриарху. Т.е. там Гапон и царь/его представители, а здесь Кураев и патриарх/его представители:
Цитата
Катастрофа в одном. Русская власть очень не любит, когда ее загоняют в угол. А здесь выбор был только один. Гапон его, кстати, гениально сформулировал: «Либо ты выходишь к нам и машешь белым платком, и начинается всеобщий праздник и ты наш царь, либо ты выходишь и машешь красным, и тогда у России нет больше царя».
http://echo.msk.ru/programs/personalno/1234404-echo/Т.е. "коленца", выкидываемые как Гапоном так и Кураевым пахнут чем-то таким типа народно-мужичьих портянок. Мол, ты - мой канонический хозяин, я твой канонический раб, ты только не обидь, выйди попляши с нами, уважь, а не то пиз.ец тебе придёт.
Где же ещё что-то подобное было? А, у Льва Толстого в "Войне и мире":
Цитата
— Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
— Верещагин! Он еще не повешен? — крикнул Растопчин. — Привести его ко мне.
Но Растопчин был умнее. Т.е. он наделал делов, народное быдло уже подступило к нему недовольное, а он сделал финт ушами и выдал ему на растерзание какого-то случайно подвернувшегося козла отпущения - перенаправил т.н. "народный гнев":
Цитата
— Здравствуйте, ребята! — сказал граф быстро и громко. — Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! — И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз... он тебе всю дистанцию развяжет!» — говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
...
— Ребята! — сказал Растопчин металлически-звонким голосом, — этот человек, Верещагин — тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что-то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной топкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился, ногами на ступеньке.
— Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, — говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу; — Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Т.е. кому-то может показаться, что Растопчин нехорошо поступил, но, с другой стороны, а какой у него выбор был? Он мог или позорно сбежать или, если у него ещё было достаточно солдат, приказать стрелять - для начала поверх голов.
Кстати, в случае с Гапоном так и сделали - для начала стрельнули поверх голов, но при этом попали, говорят, в каких-то сидевших на деревьях мальчишек-зевак. И толпа в результате лишь ещё больше озверела.
Получается, что патриарху сейчас, согласно урокам истории, надо выдать одного-двух козлов отпущения. И всё, потом ведь ему и необязательно даже что-то менять, остальные могут продолжать гулять. Народу ведь много не надо, чтоб его "на руках понести". А он упорствует, отгоняя бочки в обратном направлении через Чаплина. Мол, Кураев может покаяться либо валить из церкви на все четыре стороны. Народ в ответ на это нехорошо шутит, мол "Чарли, Чарли - смешной чудак". Но это ещё цветочки.
А вообще ведь в психологии что "верхов" что "низов" ничего не меняется. Ну, или, по крайней мере, повадки те же, может, в головах-то они как-то по другому мыслят, чем в средневековье, но вовне проецируют всё те же проверенные веками и описанные классиком штампы.
или доверять переводчикам и интерпретаторам, как например Захария Ситчин.
